Наш Суворов - это великий русский герой, во всем самобытный, неизменно и глубоко народный; имя его - непререкаемое имя; слава его - безспорная слава, и нравственный образ его представляется удивительно ясным и целостным. На него может указать с честью и гордостью каждый сын нашей великой Родины. И смотря на него с чувством народной гордости, мы можем и должны говорить себе и другим: «Берегите его духовное наследство!» <...>

Он был воин, но в нем совместились достоинства, которые нужны не одному воину, но и всякому служителю Родины. Он - герой народный в полном смысле слова. Всем известно, как любил он свой народ, - любил русское меткое слово, русские песни и пословицы, русские обычаи, даже кушанья, но это более касается внешнего. Главное в нем то, что он был как бы повит народным нашим духом во внутреннем мире своем. И прежде всего наш герой - сын и питомец народной религиозной веры. Он учился ей и в родном доме от дней раннего детства; он учился ей и потом, проживая в близком и непосредственном общении с солдатами в их казармах и исполняя вместе с ними, в первые годы своей службы, обязанности низшего воинского звания. Его простая, спокойная, глубокая и прочная религиозность как бы перелилась в него из недр духа нашего боголюбивого народа. Всегда она в нем одинакова и неизменна: и на поле битвы, и в упоении славы, и в домашней жизни, и на клиросе или на колокольне деревенской церкви, в которой он пел и читал, подавал кадило и правил должность пономаря, будучи в звании генералиссимуса. Он не богословствует, не философствует в деле веры, не стремится «поправлять» так или иначе Церковь: он любит ее простою, сердечною любовью, смиренно, по-детски, безхитростно, как хороший, благочестивый христианин в ней он видит опору и руководство жизни.

«Солдат - христианин, а не разбойник», - вот его воззрение на воина. «В дома не забегать, безоружных не убивать, с женщинами не воевать, просящего пощады миловать, малолетних не трогать», - вот и вывод из его религиозного воззрения.«Умирай за Церковь и за Царя; останешься - честь и слава, умрешь - Церковь Бога молит», - вот и истинно народное поучение его солдатам. Сам он построил прежде всего церковь в Новой Ладоге, когда там командовал войсками, - черта опять чисто народная; здесь же устроил он школу, в которой сам учил детей солдатских Закону Божию, и вообще за религиозным развитием солдат следил с большим вниманием. И набожность его была чисто народная. Утром ежедневно, надев один из орденов своих, молился он с пением; входя в комнату, крестился на образа; пред обедом всегда творил молитву; даже зевая, крестился; мимо церкви не проезжал, не помолясь; при Богослужении сам пел на клиросе, читал Апостол и отлично знал церковный наш обиход. <...>

Не нужно забывать, что такую глубокую и простую религиозность Суворов сохранял в век разлива неверия и повального увлечения легкомысленною и вольнодумною философией энциклопедистов; вера у него, как у всех великих людей, уживалась с огромным умом, с высоким и основательным по тому времени образованием, над которым он трудился целую жизнь. И не деланой, не искусственной была в нем эта религиозность: чтобы убедиться в этом, довольно знать его детские годы, в которые он проявлял особую набожность, начитанность в Священном Писании и любовь к Богослужению; довольно знать его зрелые годы деятельности, в которые религия везде служила ему опорой и руководством и определяла его мировоззрение; довольно знать о его предсмертных минутах, которые провел он как благочестивый христианин, причастившись Тайн Христовых и трогательно простившись со всеми окружающими. С другой стороны, никогда деланая религиозность не привлекла бы к нему сердца солдат, которые чувствовали в нем близкого, родного по духу человека, понимали его с полуслова. Несомненно, великий полководец говорил с нашим народом языком его веры, не взятым напрокат, а от души и сердца. Здесь и тайна его влияния, тайна его всероссийской славы, его народности. Даже в знаменитых шутках и странностях его сказывается что-то, напоминающее старых русских юродивых, этих доселе не разгаданных и засмеянных учителей и воспитателей народного нашего духа.

Но когда нужно было, Суворов умел показать, что религия в нем - не один обряд, а глубочайший и основной фонд его жизни. Тогда он возвышался до вдохновенного красноречия и до понимания самых тонких проявлений нравственного идеала, самых тонких оттенков нравственного чувства. «Герой, - говорит он, - смел без запальчивости, быстр без торопливости, деятелен без опрометчивости, подчинен без изгибчивости, начальник без самонадеянности, победитель без тщеславия, благороден без гордости, доступен без лукавства, скромен без притворства, приятен без легкомыслия, обязателен без корысти, проницателен без коварства, искренен без оплошности и резкости, благосклонен без изворотов, услужлив без своекорыстия; враг зависти, ненависти и мщения, он низлагает соперников добротою, управляет друзьями верностью. Он властитель стыдливости и воздержания. Нравственность - его религия; он исполнен откровенности и презирает ложь; правый по характеру, он отвергает лживость; в делах своих он взвешивает предметы, уравнивает меры и предается Божественному Провидению».

Такое представление о нравственно уравновешенном человеке создал себе Суворов в то время, когда под влиянием развращающей, модной, чувственной философии его века царили всюду распущенность нравов и нравственное безразличие; такое представление он сумел и осуществить в труднейшее время господства интриг, внезапных повышений и падений. В среде, нередко пропитанной ложью и фальшью отношений, иногда в условиях подчинения какому-либо завистливому и капризному временщику, особенно на первых порах своей деятельности, Суворов везде сохранял свою прямоту, правдивость и преданность долгу, и история знает, что он не запятнал себя ничем безчестным. В такой преданности долгу, служебному и нравственному, тайна и его посмертного обаяния. Удивительно глубоко было в нем это сознание долга. Известно, что еще в ранней молодости, в бытность простым солдатом, изумил он Государыню исполнением закона, когда, стоя на часах, отказался принять от нее подарок.

Сознание долга потом проходит самою замечательною чертою чрез всю его жизнь: на войне, в мирной гражданской деятельности, в начальствовании и подчинении, в славе и в тяжких обстоятельствах опалы и гонения, в шумной столице среди придворных и в одиночестве деревни, куда заточила его зависть врагов и где он жил безропотно, без жалоб и сетований, покорный власти и долгу повиновения во всех обстоятельствах жизни. «Научись повиноваться прежде, будешь повелевать другими; будь добрым солдатом, если хочешь быть хорошим фельдмаршалом», - это слова самого Суворова. Но долг и повиновение у него - это не простая исправность, не обычная точность: эти свойства найдутся и у добросовестного наемника. Долг и повиновение перестают быть неразрешенною загадкою и вырастают в огромную нравственную силу, когда проникнуты любовью и осмыслены религией. <...>

Таких подвижников сознательного и любимого долга, как патриарх Ермоген и Авраамий Палицын, как Минин или Долгорукий, как Суворов или Нахимов, - таких людей не даст простая точность и исправность, не даст самое добросовестное наемничество, таких людей ни нанять, ни купить невозможно! Для этого нужна воспитанная на почве народности, освященная религией любовь к Родине - тот истинный и благородный патриотизм, который, не обращаясь в узкий и нетерпимый зоологический национализм и народное себялюбивое задорное самомнение, любит Родину беззаветною любовью, в простоте, ясности и горячности души, так же просто, ясно и горячо, как любит ребенок свою мать, так же вольно и естественно, как течет ровная, спокойная и многоводная река нашего Севера, как естественно сияет и греет солнце, как естественно грудь наша дышит воздухом... И наш Суворов дышал такою любовью к Родине и ею осмысливал свой долг и одухотворял его. Нужно ли прибавлять, что такими именно людьми жива и крепка и вековечна всякая общественная организация? «Всякое дело начинать с благословения Божия, до издыхания быть верным Государю и Отечеству», - вот его слова, которые можно назвать заветом грядущим поколениям. Какой бы величественный памятник ни воздвигли ему теперь из гранита или металла, лучшим и надежнейшим памятником ему будет вечная память о нем в благодарных сердцах и следование его заветам.

Поминая его ныне - в день молитв о Царе нашем и об Отечестве, пожелаем от всей души и пред Царем Царей молитвенно просить будем, чтобы дорогая наша Родина не оскудевала такими носителями духа, чтобы образ Суворова - этого великого воина и достойного гражданина - был у нас не только славным историческим воспоминанием, но и повторялся, и осуществлялся, и таким образом продолжал жизнь в окружающей нас живой действительности. Аминь.

Священномученик 
Иоанн ВОСТОРГОВ

Речь в день столетнего юбилея 
со дня смерти великого русского
полководца А.В. Суворова.